Женька открыла глаза и тупо уставилась на Аньку.
– Ты кто?
– Конь в пальто, – отмахнулась Анька, вытирая кровавые сопли.
Женька долго соображала, а затем поползла за Анькой, скрывшейся ванной комнате. Перебравшись через порог, Женька некоторое время отлеживалась на теплом цветастом керамограните, и лишь с третьей попытки придала своему телу перпендикулярное положение – стоит, покачивается, смотрит через Анькино плечо на себя в зеркало:
– Кто это?
– Я бы тоже хотела знать, – ворчит Анька, смывая с лица кровавые пятна.
– Это не я, – Женька закусила губу и захныкала.
Анька потрогала свой нос, припухший, но все еще очаровательно вздернутый, и стала размышлять как бы ей поступить с Женькой, которую она в свое время приручила, а потому ответственна за нее. Конечно, можно ее столкнуть в ванную, но она обязательно стукнется башкой, в которой и так мало чего осталось, и Анька взяла с полки какой-то флакон и недвусмысленно забрызгала его абстрактным содержимым Женьку в местах ее доступной женственности. Женька поморщилась, виновато посмотрела на Аньку и полезла в свою невероятных размеров белоснежную джакузи. Анька содрала с Женьки модную тряпку, включила самую радикальную программу и вышла вон, размышляя о роли ванны в жизни современной женщины. И по всему выходило, что женщина и ванна – это как гений и злодейство – несовместны, но с другой стороны, оставить женщину наедине с душем – тоже злопастно. Помнится, Аньке накануне ее первой менструации приснилась ванна, потом Женька растолковала, опираясь на свой любимый психоанализ, что ванна – это матка, а вот душ – это отнюдь не фаллос, как думают некоторые психоаналитики, а скорее всего плацента, и все в совокупности это означает нереализованный материнский инстинкт. Анька сморщилась и сказала воодушевленной Женьке, что, во-первых, ее любимый Фрейд – идиот, во-вторых, ванна не может быть архетипом по причине своей исторической юности, а значит сексуальный контекст исключается, в-третьих, детей приносят аисты! Женька пожимала плечами и говорила, что это аргументы типичного мужчины, который как известно имеет зависть к матке и комплексует по поводу своего пениса. Анька сказала, что типичный мужчина, по крайней мере, более достоин жалости, чем типичный психоаналитик вне зависимости от того, что он прячет в своих трусах. Женька, естественно жутко обиделась, выставила Аньку вон, потом Анька стала девушкой, а сегодня поняла, что ошибалась. И Анька зашла на кухню, подтерла Женькину мочу и уселась на свое законное место, обязавши себя подумать о чем-нибудь хорошем. Однако хорошее быстро закончилось, потому что Анька почувствовала поднимающуюся тошноту. Она побежала в дальний конец Женькиной квартиры, где прятался второй санузел, и, склонившись над белоснежным унитазом, долго и жутко блевала…
Конец ознакомительного фрагмента.
